ОБЛОМОВ

«ОБЛОМОВ», роман,  вершинное произведение И. А. Гончарова, о
котором И.С. Тургенев сказал: «Пока останется хоть один русский —
до тех пор будут помнить Обломова». Роман задуман в 1847.
В 1849  в «Литературном сборнике с иллюстрациями» напечатан «Сон
Обломова», самая «симбирская» часть романа, его содержательная
сердцевина, составившая 9-ю главу I части. Весь роман целиком
опубликован в журнале «Отечественные записки» в 1859.
   Уже современники очень высоко оценили гончаровский роман. Л.Н.
Толстой написал А.В. Дружинину: «Скажите Гончарову, что я в
восторге от «Обломова» и перечитываю его еще раз. Но что приятнее
ему будет – это то, что «Обломов» имеет успех не случайный, не с
треском, а здоровый, капитальный и не временный в настоящей
публике».
   От первых откликов до сегодняшнего дня роман «Обломов»
интерпретировался, главным образом, с точки зрения трех
основополагающих для этого произведения проблем: социальной,
национальной и религиозной.
   Первые отклики на выход романа одновременно дали симбирский
адвокат и журналист Н. Соколовский («Отечественные записки»,
1859, № 5) и критик
Н. А. Добролюбов.  Еще до выхода в свет статьи Н. А. Добролюбова
«Что такое обломовщина?» Н. Соколовский первым поставил Илью
Обломова в ряд «лишних людей» и обратил  внимание  на
необходимость анализа социальной стороны романа.
   Н. А. Добролюбов исчерпывающе рассмотрел явление
«обломовщины», проецируя его как на современную социальную
ситуацию (крепостное право), так и на особенности личностной
психологии  человека. Вместе с тем, статья Добролюбова — образец
глубокого эстетического анализа, чем он поразил автора
«Обломова», писавшего: «Да как же он, не художник, знает это?..
Такого сочувствия и эстетического анализа я от него не ожидал,
воображая его гораздо суше».
   Добролюбовская  «социальная» интерпретация романа «Обломов»
на долгое время определила ход изучения творчества Гончарова в
русской науке. Фактически под знаком его статьи «Что такое
обломовщина?» развивалось все советское гончарововедение вплоть
до 1980-х. В то же время уже А. В. Дружинин и некоторые другие
критики в своих трудах предложили совершенно иные подходы к
пониманию творчества Гончарова.
   Если для Н. А. Добролюбова Обломов – социальный тип, то для  А.
В. Дружинина – национальный. В гончаровском герое Дружинин
видит
много положительного, истинно поэтического. Он обращает внимание
на то, что Гончаров поистине  любит своего героя и не только
критикует его, но и любуется им.
   Статьи Добролюбова и Дружинина
зафиксировали два во многом противоположных, но и дополняющих
друг друга подхода к роману «Обломов».
   Все дело в том, что гончаровский роман дает основания для
неоднородных интерпретаций текста: настолько органично и глубоко
сочетаются в нем различные смысловые пласты.
   Поскольку в романе постоянно обыгрывается слово «барин», то,
несомненно, что Гончаров имел в виду критику крепостничества со
всеми его социально-психологическими следствиями. С другой
стороны, поскольку в романе действуют коренной русский человек
(Обломов) и полунемец (Штольц), то, так же несомненно, что
романист
сконцентрировал свое внимание на коренных проблемах
национального менталитета. Думая о силе и слабости «обломовцев»
— славян, Гончаров мечтал о мягкой западной («немецкой»)
прививке к русской жизни методичности, любви к труду, волевого
начала и т.д. Образ же немецкой семьи Штольцев и самого Андрея
Штольца дан автором в таком ракурсе, что становится ясно: Гончаров
размышлял и о русской «прививке» к западной жизни.
   Штольц выражает начало волевое и рациональное, порою
рассудочное, деятельное. Обломов — фаталист, Штольц –
преобразователь. Обломов видит смысл жизни и труда в отдыхе,
Штольц — в самом труде. Обломов тянется к идиллии, к природе,
Штольц — к обществу. В романе философские вопросы
рассматриваются в процессе тонкой сопоставительной игры с
национальными характерами. Причем, игра эта весьма динамична и
подвижна: Обломов — не всегда русский, как и Штольц — не всегда
немец в своих «философских» проявлениях и установках. Иногда
Обломов предстает как созерцательный античный философ, иногда —
как представитель Азии и азиатского отношения к жизни. Точно так
же и Штольц порою проявляется как европеец вообще. Тем не менее,
достаточно широкий диапазон русского и немецкого национальных
характеров с их общей полярностью в главном («душевность»,
«сердечность» — «воля», «рассудок») позволял романисту вести
художественное исследование широкого круга философских
вопросов
путем поиска «меры», «золотой середины» между полярными
крайностями.
   В ходе сопоставления выявляются как сильные, так и слабые
стороны обоих характеров. Совершенно очевидно, что в Штольце для
автора недостает эстетической широты, пластичности,
непосредственности, сердечности.
   Сравнение Обломова и Штольца — далеко не всегда в пользу
последнего. В Обломове больше искренности, мысли о конечном
назначении человека и человеческой жизни, в нем тоньше и глубже
понимание красоты, благородства. Его благородство в сцене с
пощечиной Тарантьеву проявляется как рыцарство и т.д. Авторская
любовь к русскому человеку, в конечном итоге,   воплощается
бесспорно. В сущности, бесконечная любовь к Илье Ильичу
натолкнула писателя на ту гениальную ностальгическую ноту, которая
пронизывает все «житие» идиллического человека Обломова.
Гончаров описывает богатыря Илью как бессильного больного,
погибающего, казалось бы, из-за пустяков. Описывает так, что
вместе
с ним Обломова жалеет каждый читатель. Гончаров хочет, чтобы
богатырь Илья выздоровел, встал наконец с лежанки, отряхнулся ото
сна. Для того-то он и ставит страшный диагноз болезни, для того-то и
выводит на сцену полуиностранца в качестве образца: «досадно, но
справедливо».
   Но роман «Обломов» ориентирован не только на
социально-историческую и национальную проблематику. Несомненно,
высшей художественной задачей для Гончарова было дать
христианский идеал человеческой личности. Религиозную
интерпретацию творчества Гончарова одним из первых предложил
Д.С. Мережковский. С этой точки зрения, роман «Обломов» есть
православный роман о духовном сне человека, о попытке
«воскресения» и, наконец, об окончательном погружении в «сон
смертный». Описывая лежащего «в лености», «падшего» на диван и
«обленившегося» Обломова, Гончаров, разумеется, имеет в виду не
одну лишь примитивную бытовую лень, не только лень душевную, но и
духовную.
   Вышедший из недр почти языческой Обломовки, усвоивший
христианские истины едва ли не только с их обрядовой стороны,
Обломов несет на себе ее родимые пятна. В обряд, и только в обряд,
вкладываются  душевные силы обломовцев: «Все отправлялось с
такой точностью, так важно и торжественно».
   Православие в Обломовке крайне обытовлено, затрагивая лишь
плотски-душевную жизнь человека и не касаясь его духовной жизни.
Отсюда столь большое место суеверий  в Обломовке.
   Если пользоваться терминологией протоиерея Г. Флоровского, то в
Обломовке, несомненно, господствует «ночная» культура, еще тесно
связанная с язычеством.
   В романе проявляется довольно любопытная ситуация: Илье
Обломову как бы присущи все евангельские блаженства (нищета
духа, плач, жажда правды, чистота сердца и т. д.). Сцена прощания
Ольги с Обломовым — кульминационная точка христианской
концепции романа. Здесь Обломов, сделавший было попытку
побороть
свой грех «обломовщины», окончательно расстается со своей
надеждой, впадая в своего рода отчаяние.
   Следует однако отметить, что ко всем указанным блаженствам
Обломов имеет лишь относительное, условное отношение. Все
евангельские достоинства героя заданы в романе вне Христа.
Обладая многими христианскими достоинствами, Обломов
оказывается чужд важнейшей заповеди: «Возлюби Господа Бога
твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением
твоим». Сия есть первая и наибольшая заповедь. Илья Ильич —
типичный русский барин 19 в. — весьма далек от выполнения этой
заповеди. Гончаров создает роман трагической силы — о спасении
человеческой души и ее гибели. Но трагедия духа сокрыта за драмой
души и судьбы.
   Затрагивая главную религиозную тему, тему спасения души,
романист не выходит за рамки светской лексики. Хотя в романе время
от времени прорываются и религиозные понятия.
   Тихая смерть Обломова не есть смерть блаженного. Вся четвертая
часть романа есть описание духовной смерти героя до его
физической
кончины. И главный мотив здесь — духовное поражение Обломова,
которое выглядит как погружение в новый, теперь уже
окончательный
«смертный сон». Ключевыми словами четвертой части являются:
«покой», «тишина», «безнадежность», «беспечность», «сон», «лень»,
«убаюкивание».
   Однако роман «Обломов» проникнут евангельским духом. Даже
окончательная духовная гибель героя еще оставляет надежду на
милосердие Господа Бога. На это милосердие надеется автор, когда
лишь в намеке дает образ ангела, охраняющего могилу Обломова:
«Кажется, сам ангел тишины охраняет сон его».
   Обломов погиб для мира, для людей, погиб и духовно. Но все-таки,
не делая добра, не творил он и зла. С точки зрения христианской,
ему
были поданы Богом такие дары, как чистое сердце, кротость, нищета
духа, плач и пр. (хотя все это — в обытовленно-житейском, не
духовном виде). Обломов не смог преодолеть силой покаяния, волей
к покаянию и раскаянию — «сна смертного», «уныния» духовного. Но
все же автор не выносит ему приговор, но выдвигает на первый план
как окончательный итог — возможность Божьего милосердия.
   Если Обломов выражает одну сторону христианства (кротость,
смирение, нищета духа), то Андрей Штольц и Ольга — другую.
Причем, Гончаров пытается и здесь «идеально сконструировать»
образ обломовского оппонента Штольца. Христианские представления
Штольца о жизни акцентированы автором. То, чего не удостоился
Обломов, сказано в романе о Штольце: «Веру он исповедовал
православную». Для Гончарова это обязывающее определение в
контексте романа. Крупным планом христианство Штольца показано в
аспекте двух проблем: отношения к труду и браку.
   В полном соответствии с требованиями христианского учения о
воспитании Штольц вырос и развивался в обстановке душевной и
телесной бодрости и свежести. Гончаров даже развивает тему,
намеченную в святоотеческой литературе. Он обращает внимание на
неусыпную внутреннюю обращенность юноши к своей душевной
жизни.
   Особенно подробно описывает Гончаров представления Штольца о
браке. Автор «Обломова» исходит из представления о
главенствующей роли мужчины в душевно-духовной жизни женщины.
Ольга отвергла Обломова, в частности, и потому, что он оказался не
способен руководить ее душевно-духовной сферой, но, напротив,
требовал ее руководства.
   Правда, следует заметить, что религиозность Гончарова
преломляется всегда через вопросы цивилизации, культуры, социума.
Над последними автор «Обломова» не «воспаряет», а пытается
осмыслить религию через вопросы цивилизации и культуры. Такова
религиозность самого Гончарова, такова же религиозность его
героев. Ко времени написания «Обрыва» романист прежде всего сам  
жил уже иной религиозной жизнью, более непосредственной, с
некоторыми максималистскими запросами, присущими сугубо
русскому
Православию. Изменилась и религиозная жизнь его героев в
последнем романе.
   Наиболее идеальным, с христианской точки зрения, является образ
Агафьи Матвеевны Пшеницыной.
   При всей  внешней приземленности, образ Агафьи Матвеевны весь
окутан атмосферой евангельской любви. Ее вера и любовь
подчеркнуто просты. «Она молча приняла обязанности...» и т.д. В ее
образе нарочито и подчеркнуто заданы как отсутствие рефлексии и
рассуждения, так и избыток непосредственной и самой ей
необъяснимой любви.
   Только эта героиня любит истинно христианской, а именно
православной, любовью в романе: «Чувство Пшеницыной...
оставалось тайною для Обломова, для окружающих ее и для нее
самой. Оно было в самом деле бескорыстно, потому что она ставила
свечку в церкви, поминала Обломова за здравие затем только, чтоб
он выздоровел, и он никогда не узнал об этом».
   Из главных героев только Агафья Матвеевна важнейшие акты
своей
жизни переживает в церкви. И только она любит, а не рассуждает и
не рефлектирует о любви. Только она в романе «себя, детей своих и
весь дом предавала на волю Божью». Это очень многозначительное
замечание автора, свидетельствующее о том, что лишь Агафья
Пшеницына в романе «ходит под Богом».
   Только о ней в романе сказано, что она «жила не напрасно» —
именно потому, что «она так полно и много любила». Образ Агафьи
Пшеницыной оттеняет все остальные, дает всю полноту гончаровского
Православия. Любовь к Богу и ближним, по заповеди Христовой,
исповедует во всей полноте только эта героиня. Все остальные герои
любят себя более, чем что бы то ни было.
   Вопрос о смысле жизни, как всегда у Гончарова, без нажимов и
акцентов разрешен в образе Агафьи Пшеницыной. Однако Гончаров
не выносит сурового приговора остальным героям, героям не столько
любящим, сколько рассуждающим о любви. Он с сочувствием
относится к их мучительной рефлексии, отчасти указывая и на
невозможность для них — в силу многих причин — духовного пути
Агафьи Пшеницыной и указывая на исключительность последней.
Романист пытается обозначить в изображаемом им культурном
пространстве пространство христианское, христианские ориентиры.
Он
мучительно пытается соединить строгое, с детства усвоенное им
православное воззрение на жизнь (в образе Агафьи Пшеницыной он
изображал и свою мать) — с культурными напластованиями своей
жизни, со своим либерализмом и западничеством.
   Что касается связей романа с симбирскими реалиями, то известно,
что некоторые герои «Обломова» списаны Гончаровым с симбирян.
Так, например, Агафья Матвеевна Пшеницына имеет прототипом мать
Гончарова — Авдотью Матвеевну. В судьбе Обломова как мужа
Агафьи Пшеницыной и отца маленького Андрюши отразилась, по
мнению французского автора Ж. Бло, жизненная драма Н. Трегубова,
крестного Гончарова.
   Одним из прототипов Ольги Ильинской исследователи давно
называют Елизавету Васильевну Толстую, в которую Гончаров был
безнадежно влюблен и родовые корни которой тоже кроются в
симбирской земле. Кроме того, возможно, что прототипом тетушки
Ольги Ильинской была некая госпожа Богданова, также симбирянка.
Наиболее «симбирской» частью романа, несомненно, является «Сон
Обломова», а сам образ Ильи Ильича дает широкие возможности
культурологических рассуждений на тему поволжского менталитета
(во всех его взлетах и падениях).
   Тем не менее, Илья Обломов – это не определенная  калька с
местных нравов. Художественный гений Гончарова создал поистине
мировой образ, охватывающий типические черты психологии не
только русского человека. По глубине типизации это столь же
значимый образ в мировой литературе, как Гамлет и Дон Кихот.
Переводчик произведений Гончарова на датский язык П. Ганзен
писал: «В Обломове я нашел столько знакомого и старого, столько
родного… и в нашей милой Дании есть много «обломовщины» …
Английский ученый Э. Рис уже в 20 в. отмечал: «Тайные следы
Обломова существуют в каждом человеке, где бы он ни находился…».
   Образ Ильи Обломова в наибольшей степени представляет в
русской литературе 19 в. русский национальный характер. В этом
плане с ним не может сравниться ни один другой художественный
образ, созданный в русской классической литературе.
   В то же время столь глубокое художественное обобщение,
неуловимая природа и обаяние которого до сих пор так и не
разгаданы, сильно повлияло на судьбу мировой литературы. Свои
«обломовы» были вслед за Гончаровым созданы и в других
национальных литературах. Роман был переведен на многие языки
мира.