Яшвиль Лев Владимирович (1859 – 1917)

Симбирский губернатор, князь, камер-юнкер Высочайшего Двора, статский советник. [1] Из грузинского княжеского рода, включённого в Российское дворянство в 1850 г. Родной и двоюродный деды Льва Владимировича – князья Владимир (15 июля 1764 – 20 июля 1815 г) и Лев Михайловичи Яшвили принимали непосредственное участие в дворцовом перевороте 12 марта 1801 г., в результате которого был убит император Павел I. Князь В.М. Яшвиль первым ударил императора и сбил его с ног, за что в 1803 г. был отправлен императором Александром I в ссылку, продолжавшуюся до самой смерти. Отец, князь Владимир Владимирович Яшвиль (1815 – 1864) за убийство в июне 1842 г. на дуэли князя А.Н. Долгорукова был разжалован в рядовые и послан на Кавказ «пока не отличится»; вскоре вернул себе офицерское звание и дослужился до звания генерал-майора Свиты Его Императорского Величества. Мать, Анна Михайловна, урожденная Орлова (1826 – 1887). В семье, кроме младшего Льва, воспитывались дочери княжны Мария (1852 – 1927), фрейлина Высочайшего Двора, София (1854 г. р.), в замужестве за гофмейстером, Волынским губернским предводителем дворянства С.А. Уваровым, Павла (1856 – 1881), поэтесса; князь Николай (1857 – 1893), полковник.
Родился в 1859 г.
В службу вступил 16 апреля 1878 г. в Лейб-гвардии гусарский полк. В 1886 г. вышел в запас в чине поручика, занимал выборные дворянские и земские должности. С 12 декабря 1897 г., в звании камер-юнкера, статский советник князь Л.В. Яшвиль служил Тульским вице-губернатором, при губернаторе тайном советнике В.К. Шлиппе, в 1889 – 1890 гг. Симбирском вице-губернаторе, с 1906 г. члене Государственного Совета.  [2]
25 октября 1904 г. Высочайшим Указом камер-юнкер Высочайшего Двора, статский советник князь Л.В. Яшвиль был назначен исполняющим должность Симбирского губернатора, с оставлением в придворном звании. 6 ноября 1904 г. вступил в управление Симбирской губернией. С 25 октября 1904 г. считался в IV классе по ведомству МВД.
Назначение князя Л.В. Яшвиля и политика, которую он начал проводить в Симбирской губернии, вписывались в “эпоху доверия”, внутриполитический курс, проводимый князем П.Д. Святополк-Мирским, министром внутренних дел с августа 1904 г. по январь 1905 г. Мемуарист-большевик Л. Ильинский  отмечал: “…В Симбирске был губернатором слезоточивый, сентиментальный князь Яшвиль, племянник Святополк-Мирского. Он одинаково благоволил и правым, и левым…”.
В условиях Русско-японской войны и политического кризиса, вылившегося в события 1-й русской революции, князь Л.В. Яшвиль делал ставку на земское и городское самоуправление. “При получении мною утверждение обязательных постановлений… пришлось примириться с некоторым превышением… власти Городской Думы,… пришлось примириться с этим формальным нарушением закона, чтобы избежать возможных в настоящее нервное время беспорядков”, - отмечал Симбирский губернатор во Всеподданнейшем отчете за 1904 г.
Князь Л.В. Яшвиль открыто высказывал свою позицию по острым политическим вопросам, часто несовпадающую с официальным курсом: “Докладывая Вашему Императорскому Величеству о событиях начала 1905 года, я считаю своею обязанностью упомянуть… о так называемых аграрных беспорядках. Нет никакого сомнения, что причиной движения является нужда крестьян в земле…”.
Доктор исторических наук В.Ю. Карнишин пишет: “Проблема поиска диалога… в целях предупреждения социального взрыва… осознавалось… симбирским губернатором князем Л.В. Яшвилем. После начала забастовочного движения,… он счел необходимым встретиться с владельцами суконных фабрик и мукомольных мельниц, желая получить информацию “из первых рук” по… вопросу: “возможно ли в близком будущем ожидать каких-либо массовых движений на их фабриках ?” ….Губернатор поинтересовался и другими сторонами рабочего вопроса – о размере заработков, продовольственном снабжении, условиях проживания в фабричных казармах и продолжительности рабочего дня. Характерно, что сами предприниматели… признавали, что 11,5-часовой рабочий день “слишком утомителен”, но сочли нужным… подчеркнуть, что “не имея со своей стороны ничего против сокращения рабочего дня, полагали бы, что почин в этом деле должен исходить не от них, а от правительства”. Подобный контакт… свидетельствовал, что администраторы предпочитали не обращаться напрямую к силам, от которых исходила опасность для властных структур. Контакты с ними без посредников были бы отклонением от испытанных методов административной практики. Все это изолировало провинциальную бюрократию, причем [изоляция] была бессознательно-добровольной, что не могло не повлиять на стиль взаимоотношений с оппозицией, которая заявляла о себе все более открыто…” .
В представлениях министру внутренних дел П.Н. Дурново в начале 1906 г. князь Л.В. Яшвиль, анализируя аграрные волнения, охватившие Симбирскую губернию, констатировал: “…Обнаружилось явление, которое было ясно уже несколько лет – это всеобщее недовольство от крестьянина до члена Государственного Совета. Кроме очень немногих, в России нет довольных, вероятной причиной этому всеобщая бедность и необеспеченность.
…В беседах с крестьянами, которые я веду теперь каждый день, …жажда земли так велика, что они ни о чём другом не думают. …Нигде так не ощущается, что земли мало, что существующий надел не занимает всего рабочего времени семьи.
Наделение землей в силу особых условий было сделано неудачно. Часто по воле самих крестьян, они получили даровой надел; в руках помещика остались… крупные имения… Ещё более земли у такого анонимного владельца, как Удел. Арендные цены повсюду вследствии недостатка земли вздуты… тем более, что в большинстве случаев деньги эти отрабатываются на помещичьих полях.
…Надо признать необходимостью расширения крестьянского землевладения. …Необходимо, чтобы власти имели возможность восстановить порядок немедленно, для чего необходимы войска, главным образом кавалерийские части, и чтобы наказания определялись судом в ближайшее время без обыкновенной, слишком долгой у нас, процедуры дознания, следствия, писания и утверждения обвинительного акта…
…Местный крестьянин по природе и духу не грабитель, но усердная пропаганда последних лет упала на самую благодатную почву. Исходя из этого, следовало бы… прийти к заключению, что окончательное прекращение крестьянских беспорядков лежит за пределами полицейских и карательно-военных мероприятий…”.
По собственным воспоминаниям князя Л.В. Яшвиля, он “не допустил патриотических демонстраций, не было и красных”. Губернатор вел переговоры с земскими деятелями, бастовавшими железнодорожниками и почтово-телеграфными служащими. Последних ему “через два дня… удалось убедить… бросить забастовку, они были первые в России”. Совместно с Симбирским полицмейстером В.А. Пифиевым губернатору удалось не допустить погромов в Симбирске. А аграрное движение, по мнению князя Л.В. Яшвиля, “не давало повода принимать строгие меры”.
Анализируя социально-экономическую и политическую обстановку в губернии в 1905 г. Л.В. Яшвиль отмечал: «Симбирская губерния всегда представлялась губернией вполне спокойной с весьма бессложной внутренней жизнью. Крестьянское население ее исключительно земледельческое, состоящее почти наполовину из инородцев – чуваш, мордвы и татар, сравнительно обеспечено надельной и арендованной землей и в урожайные годы не терпело никакой острой нужды. Отхожие промыслы здесь развиты слабо, благодаря чему население губернии и было ограждено от влияния промышленных центров, откуда обычно распространяется всякое движение. Даже существующие в южной половине губернии обширные суконные фабрики имеют характер совершенно отличный от других подобного рода промышленных предприятий, так как контингент рабочих на этих фабриках состоит из местных же крестьян-земледельцев. К развившемуся во 2-й половине 1905 г. движению примкнуло сначала лишь городское население; крестьянство же в своей массе долгое время оставалось совершенно безучастным и только в конце года, под влиянием преступной агитации, начались аграрные беспорядки в виде разгрома имений, поджога помещичьих усадеб и других выступлений преступного характера. В то же время нельзя не отметить, что беспорядки эти в Симбирской губернии проявились в значительно слабейшей форме, чем в других губерниях и в некоторой степени поддерживались неудовлетворительным состоянием урожая хлебов. Первые проявления смуты в городах Симбирской губернии, как и всюду выразились частичными забастовками ремесленников и служащих в земских и городских общественных управлениях и учебных заведениях. Главнейший же толчок всему революционному движению, несомненно, был дан железнодорожной и почтово-телеграфной забастовками. Необычность и новизна такого дерзкого протеста против власти произвела ошеломляющее впечатление на общество. Широкие и разнородные слои населения, безразлично или недоверчиво относившиеся к началу революционного движения, усмотрели в забастовках известную силу этого движения и, вполне естественно, что значительная часть населения, чуждая ранее всякой политической жизни и политически невежественная, не в состоянии была сразу оценить и учесть действительное значение, как самого движения, так и тех проявлений, в которых оно выразилось. Поэтому, не только среди лиц более или менее интеллигентных классов, но даже в торговых сферах, материально терпевших от приостановки движения, забастовки не вызвали протестов. И обширные слои населения частию открыто, частию в виде простого сочувствия примкнули к общему оппозиционному движению, не разбираясь в его существе и дальнейших последствиях. Как на особо типичное проявление политического невежества нельзя не указать, например, на тот факт, что значительная часть местного купечества, бесспорно, самого консервативного, оказалась на стороне крайних политических групп, при чем это самое купечество поддерживало почтово-телеграфную забастовку, собирая в своей среде крупные пожертвования в пользу забастовавших чинов почтово-телеграфного ведомства, а затем давало средства на местные оппозиционные печатные органы. Симбирская Городская Дума, состоящая в огромном большинстве из того же купеческого элемента, оказалась в период наиболее усиленного революционного движения также оппозиционно настроенной. Собиравшиеся при местных средних и даже низших учебных заведениях родительские комитеты, имели характер беспорядочных митингов, где нередко родители, ранее считавшиеся всегда за лиц спокойных и выдержанных, произносили речи за поддержание ученических забастовок, внося этим полную деморализацию в среду своих же учащихся детей. Местное Земство, всегда консервативное и, казалось, твердое в своих политических взглядах, на этот раз не проявило необходимого гражданского мужества, устранившись от всякой борьбы с революционным движением, открыто начавшимся среди лиц состоявших на земской службе. Вследствие сего, так называемый, третий элемент, при поддержке некоторых отдельных земских представителей, сделался хозяином почти всего земского дела и организатором всяких смут и беспорядков. Нельзя также не отметить и еще одного весьма характерного факта, свидетельствующего о настроении местного общества в то смутное время. Известный Симбирский депутат Государственной Думы первого созыва Аладьин, будучи ярым оппозиционным деятелем, сумел войти в общение и знакомство даже с некоторыми представителями местного, несомненно, консервативного дворянства, которые поддерживали и его кандидатуру в члены Государственной Думы. Таким образом, вследствие политического невежества одних, так или иначе примкнувших к оппозиционному движению и благодаря отсутствию гражданского мужества для борьбы с этим движением у других, революционные элементы получили возможность в некоторой степени сплотиться и организоваться. Собственно в городах особо выдающихся выступлений революционного характера не было и революционное движение ограничивалось, как упомянуто выше, обычными по тому смутному времени явлениями: происходили как в закрытых помещениях, так и на улицах беспорядочные митинги, устраивались забастовки ремесленников, приказчиков и других рабочих». Данный текст Симбирского губернатора позже редактировался им в сторону смягчения оценок. Например, фраза о контактах А.Ф. Аладьина с дворянством первоначально выглядела следующим образом: «…сумел войти в общение и знакомство со многими представителями местного консервативного дворянства, которые даже поддерживали его кандидатуру…».  [3] Административные меры князя Л.В. Яшвиля помогли избежать социального взрыва, но вызвали недовольство консервативной части симбирского дворянства, требовавшего показательно-решительных мер по искоренению “крамолы”, получившей поддержку в верхах.
“Ободряемые слабостью местной администрации, революционеры собирали в селениях… митинги… и научали крестьян… податей не платить, начальству не повиноваться,… жечь… усадьбы,… а положение об усиленной охране не объявлено в губернии и до настоящего времени”, - сообщалось в памятной записке, представленной императору Николаю II депутацией от симбирского дворянства 8 января 1906 г.
27 апреля 1906 г. в г. Симбирске произошли беспорядки, связанные с созывом I Государственной Думы и политическим процессом, рассматривавшимся в Симбирском окружном суде.
Несмотря на меры, предпринятые князем Л.В. Яшвилем, в частности, просьбой к председателю Симбирского окружного суда Д.Е. Рымкевичу о переносе слушания дел, действия губернатора были признаны неудовлетворительными. В мае министр внутренних дел П.А. Столыпин  “нашел, что если бы при самом возникновении демонстрации чинами полиции были приняты более энергичные предупредительные меры, то беспорядки не приняли бы таких широких размеров, которых они в действительности достигли”.
Князь Яшвиль Л.В. был уволен от должности Симбирского губернатора в июле 1906 г. “согласно прошению”. 13 июля 1906 г. сдал должность вице-губернатору А.М. Арцыбышеву.
15 июля 1906 г. на экстренном заседании Симбирской городской Думы было вынесено постановление: “…избрать князя Льва Владимировича Яшвиль за его полезную деятельность почетным гражданином города Симбирска” и о просьбе к Министру внутренних дел “ходатайствовать перед Государем Императором об оставлении князя Яшвиль Симбирским Губернатором”,  которая осталась без последствий.
Осенью 1906 г. в г. Киеве князем Л.В. Яшвилем были опубликованы мемуары “Воспоминания о Симбирске. 1905-1906”, где в публицистической форме был дан анализ событий, происходивших в губернии, имеющих отношение к первой русской революции и своего правления.
В 1912 г. князь Л.В. Яшвиль Л.В. в чине статского советника и звании камер-юнкера служил почетным мировым судьей Черкасского округа. В 1913 г. проживал в Санкт-Петербурге.
Был награжден всеми российскими орденами до Св. Владимира 4-й ст. включительно, имел Золотую Бухарскую звезду 2-й ст..
Скончался в 1917 г.
Был дважды женат. В 1897 г. женился на Домнике Владимировне Стахович, 1874 г. р., скоропостижно скончавшейся при родах сына Владимира, также умершего, в 1898 г. В 1900 г. заключил второй брак с Анастасией Петровной Стахович (1881 – 1952), двоюродной сестрой своей первой жены. Во втором браке родились дети: княжна Мария, 1901 г. р., скончалась в Симбирске 23 апреля 1905 г. и была погребена на кладбище Симбирского Покровского мужского монастыря.  [4]; князь Михаил (7 января 1902 г., Тула – 19 апреля 1950 г., Клиши, Франция), священник Русской Зарубежной Церкви, помощник настоятеля православного Воскресенского собора в Берлине в 1941 – 1944 гг.

Княгиня А.П. Яшвиль занималась вопросами благотворительности. Сохранилось её письмо-обращение о помощи и сборе пожертвований в деле открытия столовой для голодающих, относящееся к 1905 г.: «Неурожай этого года в деревнях тяжело отражается и на городах. Гонимые нуждой за заработком, крестьяне его не находят и здесь, благодаря сокращению производств на фабриках и заводах. Появилось много недоедающего и голодного люда на улицах, особенно много голодающих детей.